— Ты так и не ответил на мой вопрос.

— На какой?

— Почему ты довел себя до такого безобразного состояния?

— Подумай сама, дорогая, — миролюбиво произнес он. — Из-за чего мужчина может выпить лишнего? Из-за того, что он разозлился или потому что умер кто-то из его родственников, или оттого, что постель его пуста.

— Неужели кто-то умер? — спросила Рослин, в свою очередь изображая наивность.

Энтони положил руки на ее бедра, притянув ее к себе таким образом, что она оказалась между его ног. Он улыбался, но в улыбке не чувствовалось веселья.

— Тот, кто играет с огнем, сладкая моя, может и сам сгореть, — произнес он совершенно нормальным голосом.

Рослин рванула с его шеи галстук и оттолкнула так, что тот повалился на подушки.

— Спи уж лучше, сладкий мой!

С этими словами она резко развернулась и направилась к выходу.

— Ты жестокая женщина, Рослин Мэлори, — услышала она за спиной.

Вместо ответа она со всей силой захлопнула за собой дверь.

Глава 31

Ощутив очередной приступ головной боли, Энтони выругался и открыл глаза. Он сел, зажег висящий у кровати светильник и ругнулся еще раз. Часы на камине показывали несколько минут третьего и, судя по сплошной тьме за окном, отнюдь не дня. Было очевидно, что проснулся он ночью и до рассвета ему предстоит провести несколько бесконечных часов наедине со своей готовой расколоться на части головой. Оставалось только снова выругаться.

Какой же это бес овладел им вчера? А, ну это-то как раз известно. Хотя, безусловно, не следовало размякать и поддаваться слабости. Энтони начал смутно припоминать события вчерашнего дня. Так, домой их привез старина Джордж. А что было в «Уайт-клубе»? Он же, черт побери, собирался чуть ли не выпороть Биллингса! Дай Бог, чтобы это намерение не было доведено до конца. Биллингс отличный малый. Необходимо извиниться перед ним и не один раз, если потребуется. Еще сам Джордж… Кажется, он ушел отсюда рассерженным? Но точно ответить на этот вопрос память отказывалась.

Ощутив неудобство, Энтони оглядел себя и поморщился. Не слишком-то добрый характер у его женушки. Могла бы по крайней мере раздеть его и как положено накрыть одеялом. В конце концов из-за нее же все и началось. А как она, кстати, его встретила? Небось ворчала, снимала, что называется, стружку. Но и этого он вспомнить толком не смог и, наклонившись, принялся растирать себе виски. Собственно, и в эти часы можно найти себе занятие. Проще всего попробовать уснуть. Но он сомневался, что из этого что-нибудь выйдет, хотя бы потому уже, что он и так проспал больше, чем обычно. Тогда можно сменить обстановку и отправиться назад в «Уайт-клуб» поиграть, например, в вист. Да, но это лишь в том случае, если он вчера не накуролесил там больше терпимого. В противном случае в компании могут и отказать. А не стоит ли проявить свой не менее злобный, чем у жены, характер, разбудив ее прямо сейчас. Нет, это тоже не годится. Энтони чувствовал себя слишком разбитым и малоспособным совершить то, что потребуется, если она вдруг встретит его не руганью, а лаской.

Он рассмеялся над этой мыслью и тут же сморщился от боли в голове. Пожалуй, лучшее, что он может сейчас предпринять, — это постараться до утра избавиться от похмелья. Ванна пришлась бы весьма кстати. Но придется подождать как минимум несколько часов, прежде чем будет прилично разбудить слуг. Значит, остается просто перекусить для начала.

Медленно, стараясь не делать отдающихся головной болью резких движений, Энтони вышел из спальни. Сделав несколько шагов, он остановился, заметив свет. Судя по тому, откуда он лился, не спал в этот час и его братец. Энтони тихонько постучал в его дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Обнаженный Джеймс восседал на краю кровати, крепко обхватив склоненную чуть ли не к полу голову руками. Энтони чуть не рассмеялся, но благоразумно остановил себя, справедливо посчитав, что это доставит больше боли, чем удовольствия и ему самому.

Джеймс даже не поднял головы, чтобы посмотреть, кто к нему пришел.

— Говори негромко, шепотом, если тебе дорога жизнь, — тихо, но с явной угрозой проскрипел он.

— Крошечный негодяй долбит молоточком и в твоей голове, старина?

Джеймс медленно повернул к брату мрачное, как маска смерти, лицо.

— Не один, а по меньшей мере дюжина, и каждым я обязан тебе, твоей мерзкой…

— Черта с два, — не дал ему договорить Энтони. — Это ты первый предложил угостить меня стаканчиком чего-нибудь хорошего, как я помню. Так что если кто и имеет право жаловаться…

— Стаканчиком, осел, а не несколькими бутылками.

Оба ощутили болезненную дрожь оттого, что заговорили слишком громко.

— Ладно, надеюсь, ты понял меня вчера.

— Слава Богу, хоть что-то ты признаешь, — огрызнулся Джеймс, растирая пальцами виски.

Энтони тоже ощутил очередной удар боли, причем такой сильный, что губы свела судорога. Даже смешно, что тело может так наказывать своего хозяина за злоупотребления. А ведь оно у него не из хилых. Да и фигура Джеймса не из тех, что стыдно показать. Энтони даже удивился, когда, войдя, взглянул на обнаженного брата. Последний раз он видел его в таком виде лет десять назад в спальне одной графини, имя которой уже и не помнил. Нарушить их уединение ему пришлось, чтобы предупредить, что муж ее уже находится внизу и может вот-вот предстать перед счастливыми любовниками. Конечно, Джеймс с тех пор изменился, стал коренастее, немного поправился. Но, видит Бог, мышцы играли на его руках, груди и ногах при каждом движении. Десять лет жизни пирата с ее смертельными схватками и карабканиями по реям и канатам только закалили брата, сделав его мускулатуру почти совершенной.

— Слушай, Джеймс, твоя фигура превратилась прямо-таки в образец для демонстрации мужской силы.

Брат покачал головой, самодовольно оглядел себя и наконец, подняв глаза на Энтони, улыбнулся. Прозвучавшее в словах того удивление ему явно польстило.

— Надеюсь, что и леди не откажутся от такой демонстрации.

— Это уж точно. Невозможно представить, чтобы отказались, — улыбнулся в ответ младший брат. — Ну это после. А сейчас… Может, несколько партий в карты? Я совершенно не могу заставить себя снова заснуть и тем самым облегчить свои страдания.

— Ну это легко исправить с помощью бренди.

— О Боже, нет. Я думал только о кофе. Правда, сейчас вспомнил, что мы с тобой вчера остались без обеда.

— Ладно, дай мне пару минут на сборы. Встретимся на кухне.

Когда Рослин вышла к завтраку, глаза ее были припухшими и усталыми. Еще одна беспокойная, бессонная ночь. На этот раз по ее собственной вине. Да, она чувствовала себя виноватой за то, что так обошлась вчера с Энтони. Конечно, она должна была помочь ему раздеться и поудобнее устроиться в постели, а не бросать, как она сделала, даже не прикрыв его одеялом. Как бы там ни было, а он ее муж. Тело его ей не может быть безразличным. И нечего тут стесняться. Откровенно говоря, она чуть ли не дюжину раз вчера намеревалась пойти к нему в спальню и исправить свою оплошность. Но, уже почти решившись, отказывалась от этой мысли, опасаясь, что он может истолковать ее появление по-своему. Это днем. А вечером, когда она легла в постель, и подавно. Не идти же к нему в ночной рубашке. Уж в этом случае, проснувшись, он не будет сомневаться в том, зачем она к нему пришла.

С другой стороны, именно это чувство вины ее страшно раздражало. Она отнюдь не сочувствовала его похмельным страданиям. Если ему вздумалось напиться и винить в этом ее, — это его личные проблемы. И то, что он так мучается сегодня утром, — тоже. За свои поступки каждый должен расплачиваться сам, разве не так? Так с какой же стати она не могла полночи уснуть. Она-то почему должна страдать?

— Если еда так плоха сегодня, что ты не можешь даже смотреть на нее, я могу перекусить и в клубе.

Рослин подняла глаза на неожиданно появившегося перед ней мужа. Растерявшись, она ответила первое, что пришло в голову: